|
Статья
опубликована в газете «Свет Утренней Звезды» №5 (58)
за декабрь 2006 года
СОКРОВЕННЫЙ СЕРДЦА ЧЕЛОВЕК
( к 100–летию со дня рождения академика
Д.С.Лихачева)
Однажды,
присутствуя при беседе Дмитрия Сергеевича Лихачева с корреспондентом журнала
«Du» Хельгой Лайпрехт (беседа происходила летом 1998 года на даче Дмитрия
Сергеевича в Комарове), я услышал его размышления о «топосе» острова в его
судьбе.
Рассказывая о
культуре Петербурга первой четверти XX в., складывавшейся из множества
«культурных островов», Дмитрий Сергеевич заметил среди прочего, что и
большая часть его жизни также была связана с «островами». Сначала это был
Петроградский остров, на котором он жил с детства со своими родителями;
потом — «лагерь особого назначения» ГПУ на Соловецком острове; после
возвращения с Соловков он создал свой «личный остров», отгороженный от
остального мира его работой и его семьей.
На этом
«острове» он и прожил многие годы своей «пустыннической» жизнью, о которой
никогда вслух не говорил. Но «сокровенный сердца человек» (1 Петр. 3, 4)
невольно проявлялся в его облике и взгляде, в его симпатиях, в записных
книжках и в переписке, наконец, - в воспоминаниях. Сейчас все чаще говорят о
необходимости посмотреть на Д.С.Лихачева как на религиозного мыслителя — и
это справедливо. Разумеется, об этой сфере его жизни невозможно рассказать в
небольшом очерке. Читателю предлагается лишь несколько штрихов к «духовному
портрету» Дмитрия Сергеевича — по его публикациям, высказываниям и записям
разного времени.
«Мы не пели
патриотических песен — мы плакали и молились» («Воспоминания». СПб., 1997).
Это сказано о времени гонений на церковь в 1920-е годы, когда он стал членом
кружка И.М.Андреевского, впоследствии преобразованного в «Братство Серафима
Саровского». А вот о ленинградской блокаде: «Все было настоящее. Разверзлись
небеса, и в них виден был Бог. Его ясно видели хорошие. Совершались чудеса».
А вот о своей молитве при артобстрелах: «Ясно был слышен немецкий выстрел, а
затем на счете 11 — разрыв. Когда я слышал выстрел, я всегда считал и,
сосчитав до 11, молился за тех, кто погиб от разрыва».
Вспоминал
Дмитрий Сергеевич и о тех священниках, которых он знал в молодости благодаря
их близости к «Братству Серафима Саровского»: об о. Сергии Тихомирове, о.
Федоре Андрееве, о. Викторине Добронравове. Все они были «иосифлянами» (так
назывались сторонники митрополита Ленинградского Иосифа, не принявшего
«декларацию 1927 г.» митрополита Сергия и его политику подчинения церкви
советской власти). «Иосифлянином» был в те годы и Д.С.Лихачев — так же, как
и все остальные участники «Братства Серафима Саровского».
Годы,
проведенные на Соловецком острове, Дмитрий Сергеевич считал главным событием
своей жизни. Уже в первое утро своего пребывания там ему посчастливилось
встретить о. Николая Пискановского, ставшего его духовным отцом. Встреча с
о. Николаем, полагал Дмитрий Сергеевич, сыграла в его лагерной жизни
определяющую роль. Отец Николай был духовником всего «катакомбного»
духовенства на Соловках, в том числе — и нескольких епископов. Один из них —
епископ Максим Серпуховской (Жижиленко), находившийся прежде в ближайшем
окружении патриарха Тихона, — называл о. Николая «адамантом православия».
Близким другом
о. Николая был епископ Виктор Вятский (о нем Дмитрий Сергеевич вспоминал с
особым теплом. Портрет владыки Виктора находился у него в кабинете и сразу
же привлекал внимание посетителей). Владыка Виктор был приветлив и ласков со
всеми и при встрече всегда улыбался. Он ходил с конфетками в карманах своей
ризы и при встрече угощал ими молодых «урок». Отцу Николаю он говорил, что
каждого человека нужно чем-нибудь «утешить»: «Ему тяжело, грустно, а он
съест конфетку и повеселее станет». Д.С.Лихачеву, обессиленному после
перенесенного тифа, он присылал понемногу зеленого лука со сметаной, и с тех
пор это оставалось его любимым блюдом.
По словам
Дмитрия Сергеевича, ласковость и сердечная доброта сочетались во владыке
Викторе с огненностью протопопа Аввакума. Вместе с другими «иосифлянами» он
тайно служил в «катакомбных храмах» под открытым небом. Один из таких
«храмов» находился на небольшой поляне, окруженной березовым лесом, второй —
в глухом лесу под семью большими елями. Владыка Виктор рассказывал своим
лагерным друзьям о жизни Максима Исповедника, в котором видел образец и для
собственного исповедничества истины во Христе. По словам Д.С.Лихачева,
владыка Виктор принимал все тяготы лагерной жизни с радостью и глубокой
благодарностью Богу за посланные страдания. Дмитрий Сергеевич говорил, что,
находясь на Соловках, он понял отличительную черту «русской святости»
(открывшуюся ему в образе епископа Виктора), которая заключается в том, что
русский человек счастлив пострадать за Христа.
Сосланный в
Архангельск архиепископ Федор (Поздеевский), настоятель закрытого
большевиками Данилова монастыря, вывез с собой мощи святого князя Даниила
Московского. Через несколько десятилетий эти мощи нашли приют в доме Дмитрия
Сергеевича. За полгода до своей смерти он рассказал о судьбе мощей святого
князя Даниила в советское время, написав об этом специальную историческую
«справку» (См.: Д.С.Лихачев. Раздумья о России. СПб., 1999. С. 662-664).
Став
хранителем мощей святого князя Даниила, Дмитрий Сергеевич поместил их в
своем кабинете на одной из книжных полок. В эти годы он испытывал постоянное
давление со стороны государственных органов. После неудачной попытки тех же
«органов» поджечь квартиру Дмитрия Сергеевича он был вынужден искать более
надежное место для хранения святых мощей. В начале 1980-х годов он передал
ковчег с мощами известному русскому богослову о. Иоанну Мейендорфу,
профессору Свято-Владимирской Духовной академии в Нью-Йорке, который
пообещал вернуть их в Россию после того, как гонения на церковь прекратятся.
Отец Иоанн выполнил свое обещание: вскоре после возрождения религиозной
жизни в России мощи святого благоверного князя Даниила Московского были
возвращены в Данилов монастырь.
«Иосифлянская»
прививка, полученная в молодости, сыграла большую роль и в более зрелые годы
жизни Дмитрия Сергеевича. Выше всего он ценил духовную свободу человека,
свободу совести, независимость религиозной жизни от любых форм идеологии.
Мне кажется,
для понимания «внутренней» жизни Дмитрия Сергеевича чрезвычайно важно и его
отношение к поэзии. Помню, как-то раз при мне Д.С.Лихачеву был задан вопрос
о его встречах с Анной Ахматовой. Дмитрий Сергеевич рассказал, что обычно он
приходил к Ахматовой вместе с В.М.Жирмунским. В Комарове она принимала их,
сидя за письменным столом, расположенным поперек окна, слева от которого
была полочка со сборниками ее стихов. Не поднимаясь, Ахматова доставала один
из этих сборников и начинала разговор о стихах. Иногда она говорила о том,
что ее задевало: об издательских ошибках, о неправильном толковании ее
стихов или, например, о том, что в парижское собрание ее сочинений Г. Струве
включил стихотворение, которое вовсе ей не принадлежало. Когда речь заходила
об их современниках, они оба — Ахматова и Жирмунский, бывшие почти
ровесниками, — говорили о людях, давно умерших, так, как будто бы они были
еще живыми. Вспоминая об этих встречах, Дмитрий Сергеевич сожалел только о
том, что не сделал записей этих разговоров, опасаясь интереса к ним со
стороны государственных органов. Особенно яркое воспоминание сохранилось у
него об одной из таких встреч, в которой принимал участие Роман Якобсон.
Дмитрий Сергеевич вместе с В.М.Жирмунским встретили его на платформе в
Комарове, после чего отправились в гости к Ахматовой. По словам Дмитрия
Сергеевича, это был удивительный праздник, во время которого у него возникло
ощущение, будто они перенеслись совсем в другую, давно ушедшую, эпоху.
Однажды я
спросил Дмитрия Сергеевича о его отношении к поэзии Арсения Тарковского.
Дмитрий Сергеевич ответил мне, что стихи Тарковского ему особенно близки и
что они обладают такой же целительной силой, как и слова молитвы. (Это «врачевальное
искусство» поэзии Д.С.Лихачев впервые ощутил на Соловках, когда он и другие
«КАНовцы» спасались, читая наизусть стихи Пушкина, Блока, Заболоцкого,
Мандельштама. Впоследствии этот свой лагерный опыт Дмитрий Сергеевич
сформулировал в «Советах идущему по этапу», один из которых звучал так:
«Верующий — тверди молитву. Неверующий — тверди стихи».)
Несомненно,
между А.А.Тарковским и Д.С.Лихачевым было духовное родство, которое они оба
интуитивно ощущали. В своей статье, вышедшей в «Дне поэзии», Дмитрий
Сергеевич охарактеризовал основные мотивы поэтического мира Тарковского
(мотивы «странничества» и «царственной нищеты») и его способность жить сразу
«всеми временами своей жизни», своей единой «скитальческой» судьбой.
Это свойство
поэтического сознания Тарковского оказалось особенно близким Дмитрию
Сергеевичу, который еще в юности осознал надвременность человеческой
личности и ее судьбы и вневременную ценность каждого момента ее земного
бытия. В конце 70-х — начале 80-х годов он отметил в одной из своих записных
книжек следующую мысль: «Время — лишь одна из форм видения мира (как из окна
вагона). Все, что было, не ушло в небытие. Все, до последней мухи,
продолжает оставаться... Все бывшее есть!.. Будущее есть сейчас, как есть
сейчас и прошлое. Муравей ползет по земле. Ему кажется, что то, что он
оставил позади, исчезло совсем, а то, что ему предстоит проползти, еще не
существует... Так и мы во времени... Надо поэтому не устремляться к
будущему, а преодолевать время...»
Это
«преодоление времени» Дмитрий Сергеевич почувствовал в стихах
А.А.Тарковского, о чем и написал в своей статье: «В поэзии художник через
свою жизнь входит в область духа, в какое-то наджизненное пространство, где
преодолевается ограниченность человеческой жизни. В лирической поэзии
прошлое и будущее сливаются с настоящим...
А.А.Тарковский
живет всеми временами своей жизни, всем своим жизненным «скитальческим»
путем, начиная с далекого детства... Вся жизнь для него слилась в одно
вневременное целое... По существу в поэзии А.А.Тарковского нет ни
настоящего, ни ушедшего в неизвестность прошлого, а есть единое, полное
глубокого смысла духовное явление, откуда протягиваются нити в будущее, — не
только в то, которого еще нет, но и в то будущее, которое уже было... Для
А.А.Тарковского - поэта судьба человека едина, и это главное, о чем он
думает в своих стихах:
Я гляжу из-под ладони
На тебя, судьба моя,
Не готовый к обороне,
Будто в Книге Бытия.
Не «готов к
обороне» в Книге Бытия — это Авель. И главное в судьбе Авеля — смерть. О
ней-то, никогда не называя ее, и пишет поэт. Это итог и сжатие жизни в
немыслимое уплотнение... Не называя смерть смертью, он знает, что она придет
для каждого, знает всей душой, знает всей своей поэзией (ибо поэзия — это
познание, притом самое мудрое). Но знание это не внушает ему страха, так как
он понимает значительность всего происходящего в жизни. «Странничество»,
«нищета» как вечная потребность в чем-то высшем — это все явления богатства
его судьбы, судьбы, в которой сливается прошлое с настоящим и будущим,
которая вся — произведение искусства, а потому бесценна, потому-то и
бессмертна, потому-то и счастлива, царственна, объединяет его со всей
бесконечной землей, по которой он бредет...»
Дмитрий
Сергеевич и сам много и напряженно думал о смерти и о ее преодолении, и это
то, что действительно роднит его с А.Тарковским. Каждый из них имел свой
диалог со смертью и преодолел ее через осознание духовной сущности своего
бытия, над которой смерть не властна. И в этом они оба были удивительно
созвучны.
«Я понял
следующее: каждый день — подарок Бога. Мне надо жить насущным днем, быть
довольным тем, что я живу еще лишний день. И быть благодарным за каждый
день. Поэтому не надо бояться ничего на свете».
Это
Д.С.Лихачев. А вот о том же — Арсений Тарковский:
... Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все.
Не надо
бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и
свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
Тема
преодоления смерти особенно настойчиво звучит в записях Дмитрия Сергеевича
начала 80-х годов, когда мысль его не могла примириться с гибелью дочери
Веры: «Я возражаю
Н.Федорову. Следует не воскрешать отдельных людей — голых,
без окружающей их обстановки, культуры,
знаний, а надо воскрешать человеческую культуру всех веков в ее целокупности…
Это возможно, если принять, что время есть только форма
восприятия бесконечно богатой действительности.
Человек — это
не только его тело, его жизнь, а жизнь человека во всем его окружении.
Человек может быть воскрешен сразу во всех возрастах, во всем его
окружении, со всеми родными, знакомыми и т.д. Он может быть воскрешен
только как русский, француз, еврей, т. е. в исторической и культурной
обстановке.
Нельзя воскресить одного человека. Можно думать только о
воскрешении всего человечества. И когда мы изучаем историю, литературу,
искусство, науку, фольклор,
обычаи и т.д. и т.п., — мы воскрешаем (несовершенно) именно
человечество. Воскрешать прошлое можно только переходя в иную безвременную,
вневременную форму бытия».
«Надо быть
глухим и немым, но, кроме того, и чрезвычайно предвзятым человеком, чтобы не
видеть, что предсказания, пророчества, вообще всякого рода «общение
с будущим» имеет место в жизни как отдельного человека, так и человечества в
целом. Время преодолевается на каждом шагу. И самое серьезное
преодоление времени — во втором лице
Троицы. Второе лицо Троицы было Сыном еще до своего воплощения от
Девы Марии. Оно не могло не быть, — иначе следует думать, что Бог до Христа
был каким-то иным. Воплощение Христа существовало изначально, вне
времени, было надвременным, и только
проявилось в определенную эпоху человеческой истории. Бог не может не
быть как Творец мира всемогущим и всеведущим, а
это означает, что для Него время не
абсолютная категория.
У меня
существует уверенность, что и пространственность мира, его трехмерность —
тоже условно. ...Возможность передачи мыслей на расстояния — факт
несомненный для всякого непредубежденного человека... И вот что
замечательно: передача мыслей на расстояния и вообще пространственная
сверхматериальная связь не зависит от
расстояний. Смерть близкого человека можно почувствовать с одинаковой
силой, если она произойдет в соседнем доме или на противоположном конце
земного шара. Поэтому к словам
«Апокалипсиса» «времени больше не будет» (10, 6) можно добавить: и
«пространства больше не будет», а, следовательно, ни времени, ни
пространства как абсолютной реальности нет.
«Чаю воскрешения мертвых». Это положение Символа веры кажется
невозможным, если начать думать: как, в каком возрасте должен воскреснуть
старый человек или куда денутся те части плоти, которые в результате
«коловращения» всего материального
принадлежали разным существам, как отделить плоть человеческую от ее
материального
окружения и т.д. Н.Федоров задумывался даже над вопросом, куда расселить
всех воскрешенных — ведь места на земле не хватит. Но все решается просто,
если мы поверим в переход наш со смертью во вневременное и внепространственное
состояние, когда вместе с нашей плотью остается во вневременном состоянии
все решительно: вся наша жизнь, жизнь человечества и жизнь всей вселенной
вплоть до мельчайших событий и т.д. В этом наш «Страшный Суд», и в этом
оправдание всего с нами происходящего,
ибо происходит с нами именно то, что мы
свободно выбрали, определили для себя.
«Все там встретимся?» Именно так. Не только встретимся, но и переживем
все в
мгновение всевечности, со всею ответственностью за нашу
жизнь во времени».
Дмитрий Сергеевич был уверен в неслучайности событий нашей жизни. Он всегда
был внимателен к датам. Помогая разбирать архив Дмитрия Сергеевича после его
смерти, я обнаружил, что в его записных книжках некоторые записи имеют
даты, приуроченные к церковному
календарю.
Думаю, что
неслучайным был и день, когда он нас оставил: 30 сентября 1999
года. Дмитрий Сергеевич ушел на исходе
второго тысячелетия — в день святых великомучениц Веры, Надежды,
Любови и матери их Софии. В этот день он всегда чтил память двух дорогих ему
людей — матери Веры Семеновны и дочери Веры. Своим уходом он — хранитель
тысячелетней памяти русской культуры — как бы
подвел итог самому трагичному веку в
истории своей страны, окрашенному кровью миллионов мучеников веры и любви,
пронеся через всю свою жизнь надежду на то, что все прошлое существует
вневременно в памяти Божией.
Веря, что со смертью человек обретает новое бытие, когда
пространственно-временные категории теряют смысл, но при этом жизнь личности
и жизнь всей вселенной остаются сохранны, Лихачев прибегал к наглядному
сравнению этого состояния
«...с пластинкой или диском, на котором
записана не только жизнь наша, но и всего существующего во времени». И
уточнял: «...жизнь вселенной не просто проигрывается иглой времени, но звучит и видится сразу,
вневременно и всезнающе для Бога и для
нас, «запертых» во времени». Видя всю свою жизнь сразу, человек отвечает за
все свои поступки и за каждый свой выбор между добром и злом.
Собравшись в путь загодя, он жил, радуясь каждому новому дню жизни.
Приведу запись, сохранившуюся на магнитофонной пленке: «Ожидание смерти было
связано
с тем, что я ее не боялся. Я и сейчас ее не очень боюсь. То есть я боюсь
мучений предсмертных, умереть мучительной болезнью, но самой смерти я не
боюсь. Это не хвастовство, это, может быть, недостаток, я не знаю... Этот
дар от Бога дан. Надо радоваться каждому
году, каждому дню, каждому часу, каждому движению».
Людмила
Дмитриевна Лихачева говорила, что отец в последний год перед уходом
постоянно читал Новый Завет. В одной из его рабочих тетрадей сохранились
выписки из посланий апостола Павла. Начинаются они строками из 5-й главы Первого
Послания к Фессалоникийцам.
Первая из этих выписок — «Ибо, когда будут говорить: «мир и
безопасность»,
тогда внезапно постигнет их пагуба»
(1 Фес., 5, 3) — была сделана, по-видимому, не
без влияния И.Е.Аничкова, обратившего его
внимание на то, что слова о «мире и безопасности», часто повторявшиеся в
советской прессе, являются точной цитатой из пророчества апостола Павла о
«последних временах»: «О временах же и сроках
нет нужды писать к вам, братия, ибо сами
вы достоверно знаете, что день Господень
так придет, как тать ночью. Ибо, когда
будут говорить: «мир и безопасность», тогда
внезапно постигнет их пагуба» (1 Фес., 5, 1—3).
По словам
Дмитрия Сергеевича, И.Е.Аничков (профессор лингвистики, философ и богослов)
видел явные признаки приближающегося конца мира. Подобные мысли посещали
иногда и Дмитрия Сергеевича. Вот что он написал в своей записной книжке, которую вел в начале 1980-х годов: «Мир несколько раз
приближался к концу. Так, всякая болезнь приближает
смерть, есть «предчувствие смерти». Но думаю, что предчувствие смерти
мира, знаки конца сейчас уже настоящие. Зло реально дает знать
человеку о своем существовании, как и
Бог о своем в ответ на злую волю людей. Наука, которая когда-то отдаляла
нас от Бога, сейчас стала нас приближать к Богу... Генетики уловили
присутствие Бога. То же физики,
астрономы и т.д. Присутствие Бога ощущается всеми представителями
точных наук... Туринская плащаница... Это вообще чудо, явленное ученым. Она
существует почти 2 тысячи лет и только сейчас «заговорила». Почему? Я думаю
— все это признаки приближающегося конца мира. Конец мира приближается, и
не по воле Бога, а по воле
человека. Бог «не может» покончить со Своим творением.
Но человек по своей изначальной свободе,
конец которой приходит, но еще не наступил, может разрушить мир. И хочет это
разрушение приблизить. Своего рода «воля к
самоубийству». Бог не хочет этого и
приоткрывает завесу над проблемой Своего существования. Явление свое
в науке, в Туринской плащанице, изучаемой учеными,
т.е. явившейся именно сейчас ученым, науке в первую очередь, — это
последняя попытка вернуть людей и мир к жизни, спасти его от самоубийства,
сделать людей еще более
ответственными за свои ужасные поступки. Да будет Воля Твоя!»
Думаю, что
именно христианская любовь к людям, звучащая в этих строках, и
ответственность за их судьбу определили особое «просветительское» служение
Дмитрия Сергеевича в последние годы его жизни, когда он духовно просвещал
своих младших современников словом добра и красоты. Определяя свое личное
отношение к «последним временам», Дмитрий
Сергеевич сверял его со словами апостола Павла о том, в каком
состоянии духа христианин должен жить в ожидании конца
мира. Сделанные им дальнейшие выписки из
Первого послания к Фессалоникийцам
свидетельствуют именно об этом:
Стих 8: «сыны
дня» («Мы же, будучи сынами дня, да трезвимся, облекшись в
броню веры и любви и в шлем надежды
спасения»).
Стих 16: «Всегда радуйтесь».
Стих 19: «Духа не угашайте».
(Печатается в сокращении)
О.В.Панченко.
Из журнала «Звезда» № 11, 2001 |
Космическое мировоззрение в современном образовательном
пространстве
30 – 31 октября в городе Томске прошла XIX
Международная научная конференция «Язык и культура». Третий год в ряду
обсуждаемых на ней тем - «Идеи русского космизма в современном
образовательном пространстве». В отличие от прошлых лет в работе этой секции
участвовали представители пяти городов – Томска, Барнаула, Новокузнецка,
Братска и Северска. Было зачитано одиннадцать докладов.
А.П.Бояркина (НИИ онкологии ТНЦ СО РАМН),
председатель Томского Рериховского общества «Зов сердца» представила доклад
«Нравственноcть – основа космического мировоззрения». Приведя определения
нравственности в ряде словарей, Алена Петровна отметила, что именно в
словарях С.И.Ожегова и В.И.Даля в понятие нравственности включены такие
категории как дух и душа, что приближает эти определения к религиозной
нравственности. Подчеркнув, что все мировые религии имеют высоконравственную
основу, автор отметила, что на бытовом уровне понятие религиозной
нравственности, к сожалению, обычно сводится к соблюдению церковных догм.
Далее А.П.Бояркина остановилась на появлении в
России уникального направления философской мысли – русском космизме. Это
мировоззрение имеет в основе идеи единства и гармонии человека, природы,
Космоса. Огромный вклад в формирование космического мировоззрения принесло
Учение «Живая Этика», показавшее, что научный фундамент для основных
космических законов – нравственность. Причем под нравственностью понимается
не только категория человеческих отношений, но и отношение к окружающему
миру, ответственность в космическом масштабе. И решающую роль в процессе
формирования столь широкого, истинно космического мировоззрения играет
образование. Основой же образовательного процесса, как подчеркнула Алена
Петровна, должны стать именно идеи космизма, еще в начале XX века отраженные
в трудах замечательных русских космистов В.И.Вернадского, В.С.Соловьева,
А.Л.Чижевского, К.Э.Циолковского, П.А.Флоренского, Рерихов и других
подвижников культуры. Почти половина докладов была посвящена именно
освещению вклада русских космистов в дело формирования нового мировоззрения.
Н.Н.Величко (г. Новокузнецк) в сообщении
«П.А.Флоренский – личность гармонической целостности» рассказала о Павле
Александровиче как о человеке необыкновенной, истинно энциклопедической
образованности, математике и физике, богослове и филологе, философе,
историке религий, поэте, знатоке и ценителе искусства. Особенно в докладе
обращено внимание на педагогическую деятельность П.А.Флоренского, на его
воспитательные приемы.
Научную и педагогическую деятельность другого
космиста осветила Г.И.Губина (УМНС России по Томской области, г. Томск) в
докладе «Ключ к педагогике вечности В.И.Вернадского». Осветив основные
биографические вехи его жизни, заполненной многообразной научной и
общественной работой, докладчик более подробно остановилась на
педагогической стороне деятельности Владимира Ивановича. Он считал, что
«спасение России заключается в поднятии и расширении образования и знания» и
активно боролся за совершенствование всей образовательной системы России.
Свое сообщение Галина Ивановна закончила словами Ш.А.Амонашвили: «В
многомерном мышлении Владимира Вернадского образование возвышается до такого
уровня, за которым не стоит ни одна из земных проблем. Образованию,
возвращающему Человека к его космическим истокам, придается в его учении тот
же смысл изначальности, что и открытому им живому веществу. Вернадский
вручает нам ключ к пониманию педагогики вечности».
К плеяде русских космистов принадлежит и
Константин Эдуардович Циолковский. О его педагогических заслугах, о методах
воспитания рассказала Т.Н.Новикова (ОАО ТКЗ, г. Томск) в докладе
«К.Э.Циолковский – ученый, гуманист, педагог».
Преподаватель Томского музыкального училища
Н.В.Меркульева предложила вниманию слушателей сообщение «Педагогический дар
С.Н.Рериха». Подчеркнув мудрое наставничество его родителей – Елены Ивановны
и Николая Константиновича Рерихов в воспитании сыновей, Наталья Валерьевна
рассказала и об основах воспитания, применяемых Святославом Николаевичем в
курируемых им образовательных учреждениях Индии. Оба учебных заведения –
Школа Ауробиндо Гхоша и Читракала Паришад являются лучшими школами мира, в
которых, в первую очередь заботятся о воспитании духовности в
человеке. И вообще всю деятельность Святослава Николаевича докладчик оценила
как «педагогический дар нам».
В сообщении «Школа гуманной педагогики
Ш.А.Амонашвили» Л.Ю.Кваша (Томскгазпром) рассказала о выдающемся учителе,
руководителе Международного Центра Гуманной Педагогики, почетном академике
РАО и его основных принципах образовательного процесса. Еще в начале своей
педагогической деятельности Шалва Александрович пришел к выводу, что на
характер отношения детей к обучению, ко всей школьной жизни накладывает
отпечаток характер самого педагогического процесса, отношения,
складывающиеся между учителем и учеником. При соответствующем изменении
направленности процесса обучения выставляемые отметки могут даже стать
помехой. А сам процесс должен быть гуманным, направленным, в первую очередь,
на воспитание в ребенке личности.
В.Б.Купрессова (Факультет иностранных языков
Томского государственного университета) рассказала «О воспитании чувства
красоты в трудах педагогов-гуманистов». Отметив сложность и ответственность
переживаемого человечеством исторического периода – перехода к эпохе
ноосферы, Валерия Борисовна обратила внимание на насущную необходимость
воспитания молодежи Красотой для расширения сознания, для духовного развития
человека. Приводила она и строки из Учения Живой Этики о двух путях
восхождения духа - пути подвига и пути Красоты. Там же поясняется, что если
бы сердца людей были наполнены Красотой, не был бы нужен подвиг. Докладчик
подчеркнул и роль заслуженного деятеля искусств РФ Л.В.Шапошниковой в
изучении вопроса эволюционного влияния Красоты.
И.Н.Каланчина (Алтайский государственный
аграрный университет, г. Барнаул) убедительно и ярко рассказала о «Проблемах
личности в образовании в контексте ключевых идей русского космизма».
Подчеркнув, сколь органично вписан человек в то единое целое, что
представляет собой Мир, Универсум, автор рассказала о возможности раскрытия
высшей природы человека только через «признание непреложности мировых
законов» и «устремленности человека к вершинам духовно-космической
вертикали». К сожалению в современном образовательном пространстве нарастают
кризисные тенденции, выражающиеся в обезличивании, «нивелировке или
размывании личностного начала». Причину этого явления Ирина Николаевна видит
«в кардинальной смене концептуальной платформы, связанной с разрушением
основ классической гуманистической мировоззренческой традиции» и призывает
«серьезно озаботиться тем, какое мировоззрение мы формируем у подрастающего
поколения.
Т.А.Артамонова (Алтайский филиал РМАТ, г.
Барнаул) в докладе «Ноосферное образование как путь преодоления крайностей
образовательного сциентизма и антисциентизма», как и И.Н.Каланчина, говорила
о проблемах современного образования. Отметив, что «в любой образовательной
системе лежит, так или иначе, какое-то философское основание», докладчик
обозначила и мировоззренческие основания современной системы образования -
сциентизм и антисциентизм, причем в их одностороннем понимании. Так, на базе
сциентизма, первоначально принимавшего системный подход к воспитанию
личности, сейчас действует технократически-прагматистская модель с чисто
потребительским отношением к жизни. Антисциентистская модель, проповедующая
свободу личности, право на ошибку и т.д. стала вообще терять нравственную
основу, под свободой понимая вседозволенность. Оба направления ведут к
деформации личности ребенка. В заключение Татьяна Александровна приходит к
выводу, что «школа должна формировать новое мировоззрение человека, ощущение
взаимосвязи с окружающим миром, со всем Космосом в целом. Таким
образом формируется ноосферная модель образования, которая будет
противостоять крайностям сциентизма и антисциентизма».
Интересным был и доклад В.Л.Носова (Томский
государственный университет) «Принцип органического миропонимания и система
образования». В нем Владимир Леонидович наглядно, демонстрируя написание
китайских иероглифов, показал, что «множества не образуют целое, а
порождаются им».
Последним прозвучало незапланированное
сообщение преподавателя Томского государственного университета Ю Кон-Сю, в
котором он на примере своих родственников показал прямую зависимость
позитивной настроенности, добрых, возвышенных мыслей и побуждений, общения с
прекрасным на состояние физического здоровья человека.
Завершающим аккордом конференции был концерт
капеллы ТГУ и ансамбля скрипачей, своим вдохновенным исполнением никого не
оставившим равнодушным.
Н.Н.Величко,
г. Новокузнецк |
