|
Опубликовано
в газете «Свет Утренней Звезды» № 3 (66)
от 30 июля 2008 года
18 июля – день памяти Сергия Радонежского
Он
В полном безветрии затрепещет ли ветка на
дереве, думаете – Он ли? На тихом лугу вдруг завьется, закружится травинка,
а движения воздуха не слышно. – Он ли? Из далей протянется зовущий звук,
точно бы звучание рога или чей-то призыв. – Он ли? Со скалы прокатился
камешек. – Он ли? Конь прервал бег и одинокий в степи слушает что-то;
поднята голова, ноздри напряжены, грива и хвост развеялись по ветру. – Он
ли? Пес вдруг остановился; поднята морда, слегка машет хвостом, глаза
устремлены. – Он ли? Зашуршал на скате песок. – Он ли? Человек вышел из
юрты, что-то слушает, куда-то глядит. – Он ли? Ветер запел еще неслыханную
мелодию, гремит и звенит, в нем слышится какое-то почти внятное слово. – Он
ли? Загрохотал гром, молния блеснула, все встрепенулись, обернулись. – Он
ли? Все замолкло, так напряглось в молчании и так наполнилось. – Он ли?
Присутствие, Великое Присутствие наполняет
природу. С чего бы колыхаться травинке, почему трепетать ветке дерева,
откуда хруст валежника, почему срывается песок с горы, почему и куда
всматривается напряженно собака? Он идет. Он приближается. Если сосчитать
удары сердца, то в их ускоренности, в их наполнении можно понять, насколько
сущность знает приближение. Он неслышно идет. Он не испугает. Он обережет и,
если даже дотронется в ведении, то и это прикосновение будет непередаваемо
земным словом.
Он — всегда жданный, всегда внутренне
ощущенный. Он — запечатленный в глазу и все же незримый. Он — всегда
слышимый и в буднях невнятный. Он — пламенный и рассеявший тьму. Его
прохождение прекрасно. Его ждут и даже не понимают напряженности этого
скрытого ожидания. И свет незримый, и гром неслышимый все-таки и зримее, и
слышнее самых обыденных звучаний. В глубокой пещере звучат удары барабана. И
в другой пещере они слышны. А то, другое, хотя и неслышимо, но заставляет
еще сильнее биться сердце.
Можно загрубеть. Можно натереть мозоли на душе
и на сердце. Можно намозолить язык паскудными выражениями. Можно дойти до
усмешки над тем, что заслуживало бы лучшие почитания. Вот уже и сердце как
будто окаменело. Но когда неслышимая поступь коснется близлежащего камня,
когда дрогнет под шагом тихим и спешным песчинка, то и самое окаменевшее
сердце содрогнется. Как бы ни бахвалилось сердце человеческое, в какую бы
мохнатую шкуру оно ни пыталось зашить себя, все-таки от неслышного гласа оно
вздохнет о чем-то возможном, о чем-то отогнанном.
Кто же заставил отогнать то, что уже было так
близко? Кто же понуждал затыкать уши, когда благий голос взывал и просил
опомниться? Ведь одервенение не только происходит в каких-то кровавых
преступлениях. Кровь сердца проливается и словами, и помышлением. Изгнана
любовь, испугана вера, отброшена надежда, и скорбно отошла
София-Премудрость. А ведь она крылом своим уже касалась. <…>
Он всегда заповедует о жизни, о жизни вечной.
Он знает Премудрость-строительницу. Он говорит: «Исполните все пути мирные,
испытайте всю меру мира, и тогда победа за вами». Он благословит битву после
того, как удостоверится, что пути мирные исчерпаны. Он допустит все
испытания и в них укажет прочные камни перехода и всхода.
Он никогда не обременит непосильно. Он укажет
путь, всегда новый, нежданный в своем несказуемом значении. Он придет в
минуту последнюю, там, где вера и под пламенем жара продолжает цвести
благоухание. Он знает, как может трепетать сердце. Он никогда не нарушит
доброе сердце человеческое. Он оценит каждое сердечное устремление. Он
знает, что есть признательность. Он умеет направить на путь кратчайший.
Он дает хорошие пути. Он не считает
расстояния, ибо знает меры нездешние. Он скажет идущему на запад: «Поверни к
востоку». Он обернет устремленного к северу — на юг. Он шепнет не
расседлывать коня на ночь и не закрывать входа шатра. Он указывает
наступление там, где по-людскому считается отходом. Он знает лучшее
приближение даже там, где люди в стесненности полагают уход. Он говорит
отходящему: «Ты приближаешься». Он торопит, не считая меры земные.
Он ведет к поспешению. Он знает невидимые меры
времени. Он оборачивает вражьи стрелы. Он проницает тьму Светом незримым. Он
всегда недалек. Он пройдет иногда близко и человечески слышимо, чтобы
напомнить и обострить ухо человеческое. Он воссияет мгновенно, чтобы
просветить и глаз человеческий. Если отемневает глаз, то засияет и
просветление — было бы сердце преданно и трепетно.
Он не покинет, если не отринуть руку водящую.
Он сказал о вере, о доверии. Он сказал о надежде — знании. Надежда — знание.
Творяща вера. И любовь окрыляюща. Он скажет ли: «Иди назад». Он знает только
продвижение, но вехи путей разноличны. Ему сослужил Пламенный. Пламенный
сослужил и даже дал себя быть видимым. Кто же может утверждать, что никогда
не увидит, и откуда пришло бы такое утверждение, не от смерти ли? Жизнь
говорит: Захоти — и увидишь, пожелай — и познаешь.
Он — Воевода ведущий. Он ведет неутомимо и
непрестанно. Маловеры, неужели подумаете, что остановитесь? Неужели
помыслите об отступлении? Он со знаменем, с утверждением ведет. Он доведет.
Он построит. Он уже несет град сложенный.
Он идет неслышно, и ветка не хрустнет. Он
проходит, и скалы сокрушаются. Он поспешает — и гром гремит, и сияет молния.
Он идет!
Н.К. Рерих |
